— Какие меры? — беспокойно спросила Марсали.
— Еще один набег, — мрачно ответил Патрик. — Теперь он наверняка злится, что его план не удается, и не станет долго ждать.
Марсали ласково дотронулась до его раненого запястья, заглянула ему в глаза.
— Расскажи, что вы узнали про тетю Маргарет. Если бы мы раскрыли эту тайну…
— Да, — кивнул он, — Маргарет — ключ к решению. Потому мне так нужно время. Мои люди сейчас ищут тех двух, что пришли тогда к моему отцу с россказнями о ее измене, а потом куда-то бесследно исчезли.
— Так ты не веришь, что она изменяла ему?
— Не верю. Элизабет говорила мне, что Маргарет искренне любила отца и даже считала, будто он тоже ее любит. Кто-то потрудился на славу, чтобы заставить его поверить в ее неверность, и я думаю, что это был Синклер.
Все так, все так…
— Как ты думаешь, она еще жива? — медленно спросила Марсали.
Патрик стиснул зубы.
— Сомневаюсь. Но клянусь тебе, родная, я докопаюсь до правды.
— А мое исчезновение из Бринэйра? Как ты его объяснил?
— Сказал правду — по крайней мере, наполовину. Все знают, как ты умеешь лечить, — вот я и сказал отцу, что ты выхаживаешь по моей просьбе одного моего знакомого и его жену, а Хирам остался охранять тебя.
— И он поверил?
Патрик невесело рассмеялся:
— А что ему оставалось — назвать сына и наследника лжецом? Я слишком нужен ему, чтобы он стал так рисковать. Клан подчиняется лэрду, а не титулу маркиза и может избрать нового лэрда, если пожелает. Отец не может позволить себе расколоть клан. И Гэвин тоже не захочет, чтобы его клан разделился надвое, потерял силу и стал легкой добычей для Синклера.
До Марсали дошло наконец, насколько серьезно то, что говорит Патрик, и в ушах у нее снова застучало. Старшие в кланах присягали вождям — Дональду Ганну и Грегору Сазерленду, долгие годы сражались бок о бок с ними и рассчитывали на их поддержку и защиту. Более молодые могли взять сторону Патрика и Гэвина, но подобный выбор расколол бы кланы, натравил бы отца на сына и сына — на отца.
— Гэвин не сделает ничего такого, что могло бы ослабить клан, — пробормотала Марсали. — Удивляюсь, как ты уговорил его участвовать в своей затее. Если отец узнает, он лишит его наследства!
— Да, — согласился Патрик, — нас обоих лишат наследства, если наши отцы узнают, что мы затеяли. Но мы оба — и я, и Гэвин — считаем, что важнее всего прекратить войну, и сделаем все, что для этого потребуется.
Мысль о том, что Патрик и Гэвин действуют сообща, согревала ей сердце. Вместе они горы свернут, она всегда верила в это.
Она взяла руку Патрика, прижалась к ней щекой, потерлась носом и улыбнулась тихому, невнятному звуку, сорвавшемуся с его губ. Ей нравился этот звук. И еще ей нравился ровный, мощный стук его сердца.
Ласки спали у нее на коленях. Она осторожно сдвинула их и повернулась на бок. Теперь ее лицо было совсем близко от лица Патрика — потемневшего, осунувшегося, с грубой черной щетиной. У Марсали чаще забилось сердце, а когда ей в глаза полыхнуло изумрудно-зеленое пламя его глаз, мурашки побежали у нее по спине.
Они остались одни. На несколько драгоценных минут они были только вдвоем.
Патрик склонился к ней, коснулся губами ее щеки, ласково куснул мочку уха, поцеловал в шею, затем в плечо. Здесь его губы задержались, разжигая в ней огонь, тут же охвативший ее всю.
— Марсали, — пробормотал он, поднимая голову, чтобы посмотреть ей в глаза, и убирая непокорные прядки волос со лба и щек. А затем поцеловал долгим поцелуем, одновременно нежным и каким-то неуловимо властным. Губы его были жадными, голодными, и их голод был так же силен, как ее томление.
Ее рука шевельнулась в его ладони, и Марсали подивилась, как сильны его жесткие, мозолистые руки, способные на столь нежные ласки. И лицо его тоже было обманчиво, но теперь она знала, какие мысли и чувства скрываются под суровой маской.
Теперь она лучше понимала, что таилось в его сердце и благодаря каким качествам своей души он снискал глубокую привязанность таких людей, как Хирам. Она восхищалась его благородным сердцем, в котором достало мужества пойти против воли отца, чтобы спасти других от беды. Да, Патрик вечно будет тянуться к звездам, мечтать о несбыточности и подчас добиваться цели, в то время как на долю других останется повседневная, скучная обыденность.
Она робко дотронулась до его лица, до страшного шрама, разгладила его кончиками пальцев, чтобы стереть запечатленную в нем боль, и ощутила, как дрожат мускулы под кожей в ответ на каждое ее прикосновение.
— Марсали, — повторил он и привлек ее ближе к себе, прижал осторожно, будто боялся сделать больно.
Она откликнулась на этот зов, закинула руки ему на плечи, жарко и смело прильнула губами к его губам, а он вернул ей поцелуй с удвоенной силой. Она чувствовала, как на них накатывают волны страсти, таяла от его ласк, ее сотрясала сладкая дрожь, а растущее напряжение прижатого к ней сильного и большого тела наполняло ее непонятным восторгом и сладким ужасом.
Она не поняла, как получилось, что теперь они уже полулежали на ее одеяле грудь к груди, крепко обнявшись, но ей хотелось быть к нему еще ближе, совсем близко, так близко, как только могут быть мужчина и женщина. Никогда прежде с нею такого не случалось. Желание, овладевшее ею, было столь острым, что, казалось, оно погубит ее.
И точно, что-то внутри как будто надломилось, когда рука Патрика легла ей на грудь, и грудь под грубой тканью платья налилась тяжестью и истомой. Марсали задохнулась и тихо застонала от неожиданности и наслаждения. Его губы двинулись вниз, проложив теплую дорожку из поцелуев по горлу, шее, а ловкие пальцы меж тем расшнуровывали на ней платье. Теперь грудь прикрывала только тонкая сорочка, и вдруг горячий рот коснулся острого твердого соска.