— Приходите еще, милорд.
И снова это странное ощущение, что Брэйди знает о чем-то важном для него.
— Обязательно, — кивнул Патрик и собрался идти, но она снова заговорила:
— И еще, милорд. Остерегайтесь, вам грозит опасность.
Патрик остановился на пороге, вглядываясь в ее лицо.
— Какая? Я должен знать.
— Нет, милорд, ничего. Просто у меня предчувствие. Я чую смерть.
— Ох, миссис Фицпатрик, я столько ее повидал. Боюсь, она крепко пристала ко мне.
— Брэйди, — строго поправила она, — все зовут меня Брэйди.
— Хорошо, Брэйди, — согласился Патрик, кивнул на прощание и вышел.
Он не давал пощады гнедому всю дорогу до Бринэйра. Нужно еще раздобыть свежего коня, воду, провизию и одеяла. Если поторопиться, можно успеть вернуться к хижине до наступления темноты; слава богу, в это время года сумерки долгие и ночь наступает не вдруг.
Патрик скакал в Бринэйр в надежде, что оттуда поедет уже не один. И что сопровождать его будут добровольно.
* * *
Марсали ужинала одна у себя в комнате. Она долго обдумывала, как лучше поступить; ей не хотелось доставлять старому маркизу удовольствие своим отсутствием, но еще более неприятно давать ему новую возможность при всех глумиться над собой. Наконец она все же решила не выходить к столу.
Поморщившись, она попробовала кусочек рыбы и жаркое из куропатки; и то и другое было приготовлено очень дурно. Впрочем, как и все в Бринэйре, хозяйство здесь велось из рук вон плохо, дом был запущен. Слуг, по-видимому, осталось совсем мало, Марсали почти не видела их, а впрочем, ей всегда все приносила сама Элизабет. В большом зале внизу, где ужинали, похоже, никогда не убирали. Ничто в этом хаосе не напоминало Марсали того величественного Бринэйра, который она помнила с детства.
Она взяла еще кусочек рыбы, пытаясь сосредоточиться на мысли о побеге. Но, увы, трудно думать о таких важных вещах, когда постоянно отвлекаешься на то, что творится под носом. Боже правый, эта стряпня решительно несъедобна!
Есть, однако, очень хотелось. Синяя туника, заботливо выбранная Элизабет под цвет глаз Марсали, уныло болталась на теле, которое нельзя было уже назвать стройным, ибо она просто отощала. Марсали глубоко вздохнула и через силу проглотила второй кусочек куропатки.
Ей было тоскливо и одиноко без Элизабет, но той пришлось спуститься к ужину. Как бы ни хотелось ей остаться у Марсали, ослушаться отца она не могла.
Марсали предложила рыбу ласкам, но, к ее изумлению, даже жадный Тристан возмущенно фыркнул и отвернулся. Изольда гневно застрекотала, будто бранила хозяйку за такую скверную еду. Да, плохо дело, если один из старейших и достойнейших домов Верхней Шотландии потчует гостей такими кушаньями, от которых даже зверь воротит нос…
В конце концов Марсали встала, посадила ласок в корзину и направилась к двери. Она хотела нанести визит на кухню — ради безопасности своего желудка и чтобы проверить, какой свободой она может пользоваться здесь, в доме жениха. Открыв дверь, она рассчитывала увидеть дюжего охранника, но за дверью стоял Патрик.
Марсали замерла на месте и долго стояла, глядя на него. Он сбрил бороду, скрывавшую шрам на щеке, но за день уже пробилась новая жесткая щетина.
Марсали хотелось рассердиться на него, но гневные слова, что копила она целый день, замерли у нее на губах, когда она увидела его глаза — зеленые, как листва дуба, и бесконечно усталые. Лицо осунулось от усталости и тревоги.
— Марсали, — тихо сказал он, — мне нужна твоя помощь.
И стоило ему произнести эти простые, скупые слова, как она почувствовала, что пропала.
Марсали радовалась обжигавшему щеки холодному ветру и ровной рыси коня. И то и другое означало свободу. Проведенный взаперти месяц обострил ее чувства, и теперь она жадно впитывала волю, простор, наслаждалась каждым движением после вынужденного бездействия.
Патрик скакал справа от нее, Хирам — слева, но они больше не были ее тюремщиками. Когда Патрик пришел и попросил о помощи, Марсали только молча кивнула, и они бесшумно проскользнули по каменным ступеням вниз, к высокой входной двери, где уже ждал их с тремя оседланными лошадьми Хирам на своем богатырском коне.
Отныне они трое становились соратниками, сообщниками в некой таинственном предприятии. Патрик помог Марсали взобраться на невысокого гнедого мерина, затем сам сел на вороного жеребца. На четвертой лошади было навьючено несколько больших тюков; что в них, Марсали догадаться не могла, как ни старалась. Патрик улыбнулся, кивнул ей, пришпорил своего вороного, и вот они втроем промчались мимо онемевших от изумления часовых у ворот Бринэйра.
Марсали понятия не имела, что задумал Патрик; не знала, куда они скачут, да и не хотела знать. Сейчас у них общее дело, и ему нужна ее помощь. Стоя у двери, он смотрел на нее с такой мольбой, что она не отказала бы ему, пусть даже от этого решения зависела ее жизнь. А кроме того, ее успокаивали его твердость и решимость: она ждала их от Патрика; особенно сейчас, когда так измучилась от тщетных попыток овладеть ситуацией, в которой чувствовала себя абсолютно беспомощной.
Хирам подмигнул ей, и последние страхи и сомнения оставили Марсали. Этот человек не лукавил, ему можно верить.
В ушах Марсали отдавался гром копыт по каменистой земле, ветер путал ей волосы, хлестал по лицу и плечам, ноздри щекотал разлитый повсюду медвяный аромат вереска. Она чувствовала, как ее переполняет буйный, стихийный восторг, сам вечер казался волшебным: долгие, постепенно сгущающиеся сумерки, не спешащие уступать место ночи, и красно-золотое закатное небо над зубчатыми вершинами ближних гор.