За ним стоял Патрик — полностью безоружный, с бесстрастным лицом и настороженным взглядом.
— Спасибо, что пришел, — сказал он.
— Сам не знаю зачем, — отвечал Гэвин, чувствуя, как просыпаются в сердце прежние дружеские чувства.
Но нельзя забывать: Патрик Сазерленд — враг его семьи; и к тому же способен заговорить и голодного волка.
— Ты пришел, — продолжал Патрик, — потому что так же, как и я, хочешь положить конец этому безумию.
— Неужто? — усмехнулся Гэвин. — А зачем тогда ты забрал Марсали?
— Я боялся, что ваш отец принудит ее выйти за Синклера. И действовать стал лишь после того, как убедился, что она сама не хочет этого брака. Гэвин, ты ведь знаешь, я всегда любил ее. Я по-прежнему хочу назвать ее своей женой, и, клянусь тебе, она сейчас в безопасности.
Гэвин вглядывался в лицо Патрика — и понимал, что верит ему, хоть и не находит его объяснение достаточным, чтобы оправдать похищение сестры. Вдруг его осенило.
— А Сесили? Ее исчезновение — тоже твоих рук дело?
— Да, — к его изумлению, просто сказал Патрик.
А он-то тыкался наугад, как слепой щенок… Да, можно было поверить в то, что Марсали действительно поступила так, как хотела сама. Но от этого Гэвину не стало легче: сестра солгала и ему, и отцу, они с Патриком тайно виделись и вместе задумали план похищения… или то был побег?
Рука Гэвина сама собою потянулась к рукояти кинжала при мысли о том, сколько ночей и дней он в отчаянии искал повсюду младшую сестру.
— Сесили тоже в Бринэйре?
— Нет, — ответил Патрик. — Она в надежном месте, на юге, в семье наших добрых знакомых.
— В родной семье ей тоже ничто не угрожало, — едко заметил Гэвин.
— Неужели? — усмехнулся Патрик. — А как же Синклер? Неужели ты с легким сердцем отдал бы ему Сесили, если бы ее сестра отказалась выйти за него? Боже милосердный, ведь она совсем еще девочка.
— Отец никогда не хотел… — начал Гэвин, но осекся. — Я все же не верю, что он осуществил бы свою угрозу.
— Но ведь он был готов пожертвовать Марсали, разве не так?
— Синклер — удачная партия, — неуверенно возразил Гэвин.
— Я думал, ты любишь сестру, — отрезал Патрик с презрением, задевшим Гэвина за живое.
— За эту помолвку в ответе маркиз Бринэйр, — огрызнулся он. — Разве мог наш отец благословить твой брак с Марсали после того, как твой оклеветал Маргарет — а может быть, и убил ее?
Патрик ответил не сразу. Тема Маргарет была слишком сложной, начинать следовало не с нее.
— Хочу, чтобы ты знал: к тому набегу на ваши земли я не причастен. Ни я, ни мой отец не повинны в убийстве ваших людей.
— Тогда кто же? — сузив глаза, спросил Гэвин.
— Пожалуй, далеко искать незачем. Приглядись получше к своему уважаемому будущему шурину, — отозвался Патрик.
— У тебя есть доказательства?
— Только здравый смысл.
— На них были ваши пледы.
— Мне сказали, — кивнул Патрик. — И кто-то назвал мое имя. Но меня там не было, и если кто-то мог украсть мое имя, то точно так же могли украсть наши пледы.
— Зачем?
— Подумай сам. Эдвард Синклер ищет дружбы с вашим кланом. Объединившись с Ганнами, он может стереть Сазерлендов с лица земли — это его заветная мечта.
На это Гэвину нечего было возразить.
— Но к исчезновению Маргарет Синклер никакого отношения не имел, — не сдавался он.
— Так ли? — приподнял бровь Патрик. Пораженный, Гэвин уставился на него.
— Так ты обвиняешь Маргарет…
— Нет. Я любил ее. Она была всегда добра к моей сестре и к брату. Я не больше верю в ее измену отцу, чем, скажем, в твою.
Этот ответ потряс Гэвина, как, впрочем, и весь разговор. Он ожидал уверений в невиновности, выпадов против Маргарет, оправданий непростительному поведению маркиза…
Отойдя от озерца, он бессильно прислонился к холодному камню.
— Чего ты хочешь?
— Во-первых, — отвечал Патрик, — хочу знать, веришь ли ты мне.
Гэвин хрипло, с трудом рассмеялся и покачал головой.
— Ты доверился мне настолько, что приехал один.
— Да, — согласился Гэвин, — и всю дорогу обзывал себя последним дураком.
— Но ведь приехал.
Помявшись, Гэвин наконец заговорил:
— Да, приехал, потому, что верю мальчишке, с которым вместе вырос и учился. Верю мужчине, что тайно вернулся домой из изгнания, чтобы повидать тех, кого любил. Но с тех пор прошло шесть лет, а шесть лет многое могут сделать с человеком. Не знаю, могу ли я верить тебе, каков ты есть теперь; да и твои поступки не дают мне на то особых причин.
Патрик тяжело вздохнул.
— Ты прав, у тебя есть причины не доверять мне. И шесть лет могут многое изменить в человеке. Но даже вся жизнь не может изменить его природы. — Он замолчал, строго и пытливо взглянул на старого друга. — Гэвин, солгал ли я тебе хоть раз? Видел ли ты, чтобы я ударил слабого? Случалось ли, чтобы я взвалил вину за то, что сам натворил, на другого?
Гэвин во все глаза смотрел на человека, которого знал так хорошо — и не знал вовсе. Он искал в его лице хоть тень обмана — и понимал, что не найдет, сколько бы ни старался. Патрик Сазерленд не был ни лжецом, ни разбойником и никогда не позволил бы, как честный человек, другому нести бремя вины за то, что сделал сам.
— Нет, — ответил наконец Гэвин. — Но твой отец…
— Мой отец — не святой, и никто не знает этого лучше меня. Но Маргарет он не убивал. — Гэвин попытался перебить, но Патрик знаком остановил его. — Он чувствовал себя опозоренным, преданным; наверняка считал, что вправе убить ее. Так что если б он это сделал, то не скрывал бы.
— Но она не могла наложить на себя руки, — возразил Гэвин. — В душе она не переставала быть католичкой.