Звездолов - Страница 112

112

Один выстрел; он слышал всего один выстрел — значит, хотя бы один пистолет у них есть. Патрик задумался, пытаясь вспомнить — были ли ружья у Синклера и Фостера? Возможно, сейчас с ними кто-нибудь еще… А где Алекс?

Он подкрался чуть ближе.

И услышал грубую ругань.

— Кто еще знает про Крейтон? — Голос Фостера. И чей-то стон.

Шаг, еще шаг — и вот он увидел их. Фостер приставил меч к лицу Алекса, и у того по щеке уже текла кровь. Гектор держал на руках бледную, но, безусловно, живую Маргарет с искаженным от страха и растерянности лицом. Синклер стоял поодаль, направив пистолет в землю, а рядом с ним человек, одетый в одну рубаху, держал наготове другой пистолет.

Патрик обнажил меч и бесшумно выскользнул из-за высокой травы. Тут же напротив появился Гэвин, громко выругался — и это привлекло внимание всех, а Патрик так и остался незамеченным. Фостер и человек с пистолетом мгновенно обернулись на брань, и в этот миг Патрик плашмя ударил мечом по руке последнего, выбив у него оружие. Пуля только задела плечо Гэвина.

У него брызнула кровь, но он, не обращая внимания, кинулся на Синклера, а Патрик, занеся для удара меч, пошел на Фостера. Краем глаза он видел, как Гектор опустил на землю Маргарет и атаковал человека, который держал второй пистолет.

У Фостера было несколько секунд, чтобы осмыслить, что происходит, и теперь он стоял перед Патриком с горящими злобой и ненавистью глазами.

— Я ждал тебя, Сазерленд. — Его меч, свистя, рассек воздух и с лязгом скрестился с мечом Патрика.

Патрик отразил удар, хорошо понимая, как невыгодно его положение. Левое плечо и рука еще слабы; боль и скованность помешают ему вести бой. А Фостер, судя по всему, как и прежде, оставался непревзойденным фехтовальщиком, хладнокровным, беспощадным, с молниеносным ударом.

Как заметил Патрик, кружа с Фостером по берегу и обмениваясь редкими ударами, черные, злые глаза его противника были прикованы к шраму на его лице. Десять лет тому назад Фостер наградил его этим шрамом, хоть и не на поле боя. Патрик и Руфус как-то наткнулись на Фостера и еще двоих, насиловавших двух девушек, каждой из которых едва ли сравнялось тринадцать. Взбешенный, Патрик заколол одного насильника, Руфус тут же разделался со вторым, а Фостер решил дорого продать свою жизнь, и они дрались, покуда Руфус помогал девчушкам убежать восвояси. Меч Фостера до кости рассек ему щеку, а он полоснул ему по горлу, полагая, что если кто и заслуживает смерти, то этот малый — в первую очередь.

Тогда он ушел, твердо уверенный, что убил Фостера, и только много лет спустя узнал, что тот выжил и страшной клятвой поклялся отомстить обидчику. Ошибкой было не убедиться, действительно ли негодяй испустил дух. И эту ошибку теперь предстояло исправить.

Собрав все силы, Патрик сделал выпад. Англичанин попятился, но быстро обрел равновесие и пошел в атаку. Патрик посторонился, и меч Фостера прошел мимо, не задев его, но враг повернулся с молниеносной быстротой и нанес удар раньше, чем Патрик мог рассчитывать.

Он успел лишь выставить клинок вверх и парировать, но сильный удар сотряс больную руку, и боль пронзила ее от плеча от кончиков пальцев. Снова и снова скрежетали, скрещиваясь, мечи, ползли минуты, бой продолжался, и ни один из противников не щадил ни себя, ни врага.

Патрик смутно сознавал, что глаза ему заливает пот, по руке струится кровь; его опять ранили, но он, похоже, ничего не чувствовал. Сейчас все его физические и душевные силы были подчинены одной цели: убить Фостера.

Ему становилось все труднее дышать и все тяжелее было быстро двигаться, увертываться от сыпавшихся градом бесчисленных ударов. Нужно было, чтобы Фостер раскрылся, сделал ошибку, непременно нужно, и как можно скорее, иначе он долго не выдержит. К несчастью, у Фостера, распаленного безумием и жаждой мести, сил было больше. И он уже почуял кровь. Сам-то Патрик давно забыл, как это — чуять кровь, если когда и знал… Но эту мысль сейчас надо было гнать от себя. Человеколюбие в этом бою следовало забыть. Если он не убьет Фостера, Фостер убьет его. А он еще не готов предстать перед всевышним. У него появилось слишком много такого, ради чего стоит жить.

И тут Патрик увидел его лицо — белое, как яичная скорлупа, с темными провалами глаз. И это нужно выбросить из головы, не думать ни о чем, кроме боя, собрать всю оставшуюся силу. А осталось ее, увы, немного… Будто бы нечаянно он оступился, пошатнулся… Фостер, предвкушая победу, занес меч, готовясь нанести смертельный удар, но, подняв руку, оставил незащищенной грудь, и Патрик по самую рукоять всадил свой клинок ему в сердце.

Он стоял почти вплотную к Фостеру, не сводя взгляда с его лица. Рука Фостера все еще была поднята для удара, но пальцы разжались, и меч упал на песок, задев ногу Патрика. Но он не шелохнулся, не переступил, а продолжал налегать на рукоять меча до тех пор, пока тело Фостера не обмякло, будто вмиг лишилось костей, и не опустилось к его ногам. Тогда он вытащил клинок.

Патрик почувствовал, что вот-вот упадет, но устоял, почти ничего не видя от заливавшего глаза пота — или крови? Впрочем, все равно — он оглядел себя и увидел кровь. Чья это кровь — его или Фостера? Боли не было. Тело как будто онемело за последние несколько минут, и единственное, что он сейчас испытывал, была смертельная усталость.

Фостер лежал у его ног, неестественно запрокинув голову. Где же удовлетворение от трудной победы? Но, глядя в широко открытые мертвые глаза, Патрик видел в них застывшее в миг гибели недоумение — и не находил в себе сил для торжества. Наоборот, ему было тошно.

112